Борис Акунин - псевдоним писателя, литературоведа и переводчика Григория Шалвовича Чхартишвили, под которым он публикует детективные произведения о сыщике Эрасте Фандорине.
Родился писатель в Грузии в 1956 году. С 1958 года живет в Москве. Закончил историко-филологическое отделение Института стран Азии и Африки (МГУ).
Заместитель главного редактора журнала "Иностранная литература", главный редактор 20-томной "Антологии японской литературы", председатель правления мегапроекта "Пушкинская библиотека" (Фонд Сороса).
Автор книги "Писатель и самоубийство" (М.: Новое литературное обозрение, 1999), литературно-критических статей, переводов японской, американской и английской литературы (Юкио Мисима, Кэндзи Маруяма, Ясуси Иноуэ, Корагессан Бойл, Малкольм Брэдбери, Питер Устинов и др.).
Григорий Шалвович признается, что высоко ценит современных русских писателей, но не хочет причислять себя к их числу: "- Я только беллетрист!".
Второй роман ставшего знаменитым Бориса Акунина (автора детективов о похождениях Эраста Фандорина) из нового литературного проекта о детективе в рясе - монахине Пелагии (первым был "Пелагия и белый бульдог"). Не пропустите, читатель!
Действие нового романа Бориса Акунина происходит параллельно в двух временах: в наши дни и в XVII веке. Историк Николас Фандорин идет по следам своего предка, офицера царских мушкетеров.
Читатель, взявший в руки труд Акунин, должен знать наперед, что никаких дел он не переделает, никаких телепрограмм не увидит и ко сну не отправится ровно на тот временной отрезок, что потребуется ему для прочтения детектива до последней строчки. Будто черт какой свил гнездо свое на неутомимом пере писателя и заставляет его выписывать нечто такое, что и не видано никогда было в природе. Написано и впрямь...
Читатель, взявший в руки труд Акунина, должен знать наперед, что никаких дел он не переделает, никаких телепрограмм не увидит и ко сну не отправится ровно на тот временной отрезок, что потребуется ему для прочтения детектива до последней строчки. Будто черт какой свил гнездо свое на неутомимом пере писателя и заставляет его выписывать нечто такое, что и не видано никогда было в природе. Написано и впрямь...
Читатель, взявший в руки труд Акунина, должен знать наперед, что никаких дел он не переделает, никаких телепрограмм не увидит и ко сну не отправится ровно на тот временной отрезок, что потребуется ему для прочтения детектива до последней строчки. Будто черт какой свил гнездо свое на неутомимом пере писателя и заставляет его выписывать нечто такое, что и не видано никогда было в природе. Написано и впрямь...
Читатель, взявший в руки труд Акунин, должен знать наперед, что никаких дел он не переделает, никаких телепрограмм не увидит и ко сну не отправится ровно на тот временной отрезок, что потребуется ему для прочтения детектива до последней строчки. Будто черт какой свил гнездо свое на неутомимом пере писателя и заставляет его выписывать нечто такое, что и не видано никогда было в природе. Написано и впрямь...
Читатель, взявший в руки труд Акунин, должен знать наперед, что никаких дел он не переделает, никаких телепрограмм не увидит и ко сну не отправится ровно на тот временной отрезок, что потребуется ему для прочтения детектива до последней строчки. Будто черт какой свил гнездо свое на неутомимом пере писателя и заставляет его выписывать нечто такое, что и не видано никогда было в природе. Написано и впрямь...
Читатель, взявший в руки труд Акунина, должен знать наперед, что никаких дел он не переделает, никаких телепрограмм не увидит и ко сну не отправится ровно на тот временной отрезок, что потребуется ему для прочтения детектива до последней строчки. Будто черт какой свил гнездо свое на неутомимом пере писателя и заставляет его выписывать нечто такое, что и не видано никогда было в природе. Написано и впрямь...