«В казарме восьмой роты давно окончили вечернюю перекличку и пропели молитву. Уже одиннадцатый час в начале, но люди не спешат раздеваться. Завтра воскресенье, а в воскресенье все, кроме должностных, встают часом позже…»
«Легкая, я научу тебя любить ветер, а сама исчезну как дым. Ты дашь мне деньги, а я их потрачу, а ты дашь еще. А я все буду курить и болтать ногой – кач, кач… Слушай, вот однажды был ветер, и он разносил семена желаний…»
«В сущности, было два Владимира Петровича. Один, которого знали товарищи, просто знакомые, возлюбленные, был приятный Владимир Петрович, Володя, с ровным характером, лет тридцати пяти, с карими хорошими глазами, с густыми, каштановыми усами и полными, вкусными губами. Другой Владимир Петрович был очень мало похож на первого. Другой, в отличие от внешнего Владимира Петровича, был всегда тоскующий, дико...
«– Ты хвалишься напрасно, – сказал мне Дьявол, – я покажу тебе миры, которых вообразить ты не мог бы. Гляди: видишь ты эту звезду а в созвездии Ориона? Я посмотрел, куда указывал мне длинный и чешуйчатый коготь. Дьявол другой рукой приподымал тяжелую портьеру у окна. Небо казалось черной бездной, разверстой у ног. – Вокруг этой звезды, – продолжал Дьявол, – вращается сто сорок больших планет,...
«Это был день, полный ярости. Двое суток германские войска, двигаясь к Парижу, безуспешно штурмовали бельгийский городок Н., защищаемый смешанными корпусами англичан, бельгийцев и французов. Массы бледных людей в остроконечных кошмарных касках шли в атаку и гибли на полпути; их сменяли новые массы таких же бледных людей и остроконечных касок и также гибли: чаще дождевых капель, чаще градин был пулеметный...
«Небо было серебристо-звездно, поле за садом и гумном темнело ровно, на чистом горизонте четко чернела мельница с двумя рогами крыльев. Но звезды искрились, трепетали, часто прорезывали небо зеленоватыми полосками, сад шумел порывисто и уже по-осеннему, холодно. От мельницы, с пологой равнины, с опустевшего жнивья дул сильный ветер…»
Риджуэл Каллем (1867–1943) – псевдоним американского литератора Сиднея Грейвза Бурхарда. По натуре авантюрист и страстный искатель приключений, он в семнадцатилетнем возрасте покинул Англию и, сраженный золотой лихорадкой в Трансваале, отправился в Южную Африку. Множество приключений выпало на долю будущего писателя. Он участвовал в англо-бурской войне, затем, соблазненный перспективами страны Сагеней,...
«…Вот и в эту ночь, величайшую ночь христианского мира, Агриппа вышел, не чая ничего необычного; но чёрный пёс его знал, что должно случиться «нечто» не совсем обыденное… Он отводил пронзительный взгляд свой с хозяина лишь затем, чтобы требовательно, нетерпеливо устремлять его в тёмную ночь; он многозначительно взвизгивал, словно предупреждая его о чьём-то появлении. Учёный наконец обратил на него...
Нет ни одного более радостного праздника, чем Рождество, когда любой человек ожидает, что в его жизни тоже произойдет чудо, сбудутся самые невероятные мечты! Праздника, подарившего людям надежду и спасение! Тема Рождества не осталась без внимания в русской литературе, и сложилась целая традиция рождественских и святочных рассказов.
«Когда в дверь постучали, сестра Тринита читала «Sci vias» Хильдегарды Бингенской. Это было довольно редкий список, получанный от настоятеля кафедрального собора, и оставлять книгу крайне не хотелось. Но что делать? Устав гласит: дела милосердия – превыше всего. Сестра Тринита со вздохом отложила творение святой аббатиссы и сказала: – Входите, не заперто!..»
«…Ветер свежал, валы разыгрывались сильнее и сильнее – фрегат наш быстро катился по темной пучине океана. Заря давно уже потухла на краю пустого небосклона. Кругом темнело – и только вдали чернелись мачты сопутного нам русского флота, только мерцали по кораблям фонари, будто звездочки. Я сидел на корме, на коронаде, и любовался великанскими валами, которые как будто наперерыв гонялись за фрегатом,...
Блестящее писательское дарование Ги де Мопассана ощутимо как в его романах, так и самых коротких новеллах. Он не только описывал внешние события и движения человеческой души в минуты наивысше го счастья или испытания. Каждая новелла Мопассана – это точная зарисовка с натуры, сценка из жизни, колоритный образ мужчины или женщины, молодежи или стариков, бедняков или обитателей высшего света. Произведение...
Ну и попал неудачливый поэт Ерасимов в историю! Подобрал темной ночью на улице какую-то девицу, думал, она горбатая, а оказалось – крылатая. И не просто девица это, а Муза. Что же с ней делать? Вроде, баба как баба, а толку никакого. И вдохновение Ерасимова не посещает. И стихи не рождаются. Беда, словом. Но что же теперь с этой Музой делать, вот вопрос!
«Карманные часы, лежавшие на письменном столе, торопливо и однообразно пели две нотки. Разницу между этими нотами трудно уловить даже тонким ухом, а их хозяину, бледному господину, сидевшему перед этим столом, постукиванье часов казалось целою песнею…»
«В караульном помещении тихо. Красноармейцы очередной смены, рассевшись вокруг стола, разговаривают так, чтобы не мешать отдыху только что сменившихся товарищей. Но разговор не клеится, ибо мерное тиканье маятника нагоняет сон, и глаза против воли слипаются…»
«На даче темно, – час поздний, – и все окрест струится непрерывным журчанием. Я сделал длинную прогулку по обрывам над морем и лег в камышовое кресло на балконе. Я думаю – и слушаю, слушаю: хрустальное: журчание, наваждение!..»
Всего одна роковая встреча может уничтожить всё. Один укус – и ты вампир. Именно такая судьба настигла Франческу. То, что она знала прежде, – рассыпалось в прах. И теперь ею безраздельно правят голод, ночь и её беспощадный создатель.Но когда она уже готова смириться и поставить на себе крест, в её жизнь внезапно врывается поразительно смелый юноша. Обычный человек, который не побоялся вступить в её тёмный...
«По заведенному исстари обычаю во всех селах ночь под светлый день проходит без сна, в сборах к празднику. С вечера в каждом доме затапливаются печи и вплоть до заутрени идет стряпня. Так как заутреня начинается очень рано, то с вечера же народ одевается в праздничное платье. Всякий мужик долгом считает обуть хотя старые, но во всяком случае вымазанные дегтем сапоги; бабы надевали расписные понявы; парни –...
«Отец – Егор Адамович Жук, профессор столичного университета одной из провинциальных русских республик недалекого будущего. Ему 59 лет, он хорошо известен в узких научных кругах, умело читает лекции, пишет статьи в популярных изданиях и любит заседать в президиумах международных форумов. Состоятелен, но не от трудов праведных, а от приданого жены…»
«Помнится мне одна пасхальная ночь. Это было в Петербурге, в те далекие времена, о которых кажется теперь, что их и вовсе не было. Впервые поднялся тогда „железный занавес“ за Николаевским вокзалом, отделявший „светский“ Петербург от „духовного“, церковного, от Александро-Невской Лавры со всем его населением и с особым его бытом: тогдашний обер-прокурор Победоносцев разрешил религиозно-философские...
«…– А вот как я-те раскошеливать начну! – крикнул наймист и с яростью ударил говорившего крепким кулаком в лицо. Здоровяк пошатнулся. – Вот, на тебе! – сказал он другому и наотмашь угостил его в грудь. Тот грянулся оземь со стоном. Казалось, победа была на стороне моего героя; но тот, который до сих пор не принимал участия в бое, вдруг схватил его сзади под силки. Началась страшная борьба. Лежавший вскочил и...
