«Однажды Некрасов, весь обложенный журналами и газетами, лежал в цветном халате и туфлях на низеньком широком диване и просматривал какие-то корректурные листы, а я сидел за круглым столиком и читал помещенное в „Свистке“ стихотворение Добролюбова…»
«В юношеские годы И. С. Тургенев дал „Аннибалову клятву“ – бороться с величайшим злом своего времени – крепостным правом. Эта задача составляла, так сказать, остов всей общественной деятельности не только одного Тургенева, но и всех свободомыслящих людей его поколения. От умеренного, профессорски педантичного Грановского до „неисправимого социалиста“ (по его словам) Герцена – всю передовую...
«Я не был близок с Тургеневым, но виделся с ним в последние годы его жизни и об них пишу теперь несколько слов. Наше незнакомое знакомство относится ко времени пребывания моего в младшем классе Морского корпуса (1855 г.), куда он привез своего племянника, тоже Тургенева. Тогда я не читал еще ничего из его сочинений, но помню, что и мы, кадетики, и офицеры наши с любопытством смотрели на Ивана Сергеевича;...
Почти все мои стихи можно назвать «заброшенные рифмы» – и в прямом, и в переносном смысле. Дело в том, что они роились в моей голове с детских лет. Где-то лет с одиннадцати я начала их записывать. Потом появились новые стихи. Я также была к ним строга – перечитывала, переписывала. И вот решилась, как раньше говорили, обнародовать с надеждой на то, что мои заброшенные рифмы западут кому-то в душу и дадут ростки...
А. Монасюк, недовольный к 58-летнему возрасту своей жизнью, переселяется в себя самого в возрасте 17 лет. Он пытается обмануть судьбу, для этого – переделать, прожить по-иному свою жизнь. Сначала ему это удается, но… К 58-летнему возрасту выясняется, что удается далеко не все. И он вновь пытается хоть что-то изменить в собственной судьбе.
Главные герои – небольшой отряд наёмников под предводительством их командира Барда, следуют на север, чтобы исполнить контракт. Они попадают в туман, зверь, что рыщет там, жаждет крови!Сможет ли Бард уберечь жизни своих бойцов и уцелеть сам? Разгадает ли он тайну этого зла или падет перед неизбежностью?Перенеситесь вместе с отрядом солдат в мир темного фэнтези, почувствуйте на собственной коже холод...
Стихи написаны по наблюдениям нашей жизни и окружающего мира. Понятны любому читателю. Небольшой шуточный цикл стихов посвящён бабе Нюре, её стремлениям найти себя в виртуальном компьютерном мире.
Провинциальная жизнь старается поспевать за атакующей цивилизацией, порой принимая самые уродливые формы. Однако глубинка хранит ещё старые традиции, основанные на справедливости, которые помогают людям находить правильные решения из самых запутанных ситуаций, которые нагнетаются якобы цивилизованным обществом. Алчности и тщеславию всегда противостоят народная мудрость, острота ума...
Апокалиптичный мир, вынужденный бороться и сосуществовать с тварями человеку неподвластными. Люди уберегают себя правилами и мифами, дабы никто не оказался в пасти чудищ, но, конечно, всегда найдётся тот, кто рискнёт собой, лишь бы пойти против всех правил.
«Кто удостоит эти листки чтением, не будет задержан долгим предварительным описанием моего рождения, родни и воспитания. Самое заглавие книги свидетельствует о том, что по первым двум пунктам я ничего и не мог знать. Но в интересах повествования необходимо остаться в этом счастливом состоянии, счастливом потому, что при чтении рассказа, как и в продолжение нашей жизни, неизвестность будущего можно...
«Начало легенды о Бам-Гране относится к глубокой древности. Округ Потонувшей Земли славится вообще легендами, среди которых Одноглазый Контрабандист, Железная Пятка и другие, давно уже повешенные бандиты, играют крупную роль, но самой выдержанной, тонкой, самой, наконец, изящной я считаю фигуру Бам-Грана. На этот счет мое мнение расходится с мнением остальных, когда-либо внимавших легенде; все же я остаюсь...
«Ночью была буря, и старая гнилая липа, не выдержав натиска стихии, переломилась пополам и рухнула, накрыв покосившийся сруб колодца. Досталось и другим деревьями – растущие вокруг пруда кряжистые вётлы разбросали по мелкой гнилой воде ободранные ветки, одичавшие яблони растеряли невызревшие еще яблоки, а растущая на пригорке сосна лишилась огромной лапы и сделалась жалкой, будто зверь-инвалид. Но вот...
Производитель:
Азбука-классика
Дата выхода: апрель 2009
«С насупленными бровями и наморщенным лбом, всегда резонировавший в речи и живописи, Крамской был все-таки симпатичен и своею любовью к труду, и своими попытками „смотреть в глубь вещей“. Человеку, учившемуся не на медные гроши, часто было тяжко выслушивать его доморощенную философию, которую я называл, не стесняясь, „дьячковскою“…»
«Железнодорожный подрядчик. Ловкий и умный, вполне интеллигентный. Хорошо наживался. Заболел прогрессивным параличом, сошел с ума. И тут так из него и поперла дикая, плутовская, мордобойная Русь…»
«Осень. Дождливая погода. Все вокруг липкое, скользкое и тоскливое. По центральной аллее кладбища неспешно шел мужчина лет пятидесяти в дорогом осеннем пальто, темно-коричневой шляпе, бежевом шарфе и очень дорогих ботинках. Правой рукой, одетой в тонкой, лайковой перчатке он держал над головой большой черный зонт…»
«Иван Егорович Владимиров – Иван Вольнов, крестьянин, сельский учитель – появился на острове Капри в 1909 или 1910 году. До этого он жил где-то около Генуи, кажется, в Кави-ди-Лаванья, а туда приехал из сибирской ссылки. Сослан был как член партии социалистов-революционеров, организатор аграрного движения в Малоархангельском уезде Орловской губернии, – до ссылки сидел несколько месяцев в прославленном...
«Школ мифологических много. Но, несмотря на принципиальную разность своих опорных точек, едва ли не все они сходятся в мнении, что народный русский праздник Ивана Купалы, справляемый нашим отечеством повсеместно, „от финских хладных скал до пламенной Колхиды“, 23-го июня, в канун церковного праздника Рождества Иоанна Крестителя, представляет всю совокупностью своих обычаев и обрядов „культурное...
«– Ах, да это опять вы. Вы, что ли? – сказал Иван Иванович, вдруг уловив в чертах незнакомого человека, пришедшего к нему «по делу», знакомую с детства тень лица. Именно тень, а не лицо; или, если это и было лицо, то главное его, отличительное его свойство, по которому Иваном Ивановичем оно узнавалось, – была странная безличность этого лица. Безликость, ни в ком больше не встречающаяся…»
